Филип Дик: Я жив, это вы умерли - Страница 82

К оглавлению

82

К счастью, он расстроил их планы, на этот раз избежав промывания мозгов. Дик смеялся от души, представляя, как, должно быть, летят головы внутри шпионской группы Лема.

И тут Фил вновь вспомнил фразу, которую он, должно быть, когда-то услышал или прочел, но уже не помнил, где: «Он смеялся, потому что враги не сумели его догнать; но он и не подозревал, что они старались специально дать ему ускользнуть».

Дик испытывал чувство беспокойства, как игрок в шахматы, догадывающийся о том, что готовится сокрушительная атака, но не знающий, откуда именно ее ждать. Попытка Лема, эти страницы на кириллице, эти видения картин, хранящихся в Ленинграде, — всё свидетельствовало о том, что дьявольская русская тема вновь возникнет в симфонии его жизни. И Дик ждал.


Удар был нанесен 20 марта, но началось все еще 18-го. В этот день на имя Филипа Дика пришло заказное письмо, Тесса расписалась в квитанции о получении. Письмо было написано на тяжеловесном английском. Автор, представившись почитателем Дика, просил у него автограф и, если можно, фотографию с его подписью. Классическое письмо поклонника. Дик всегда мечтал о почитательницах своего таланта, но это письмо пришло из Эстонии.

Ему в жизни никто не писал из Эстонии. Дик открыл атлас, без особого удивления констатировал, что Таллин находится рядом с Ленинградом и недалеко от Варшавы. Сеть сжималась вокруг него.

Внезапно Фил произнес фразу, которую не готовил заранее и смысл которой стал ему ясен только после того, как он ее озвучил: «Сегодня понедельник. А в среду придет другое письмо, и оно может меня убить».

Дик отказался объяснять жене что бы то ни было и до самой среды не вставал с постели.

Утром 20 марта он послал Тессу проверить почту. Она вернулась с беспокойной торжественностью. Пришло семь писем, Дик смотрел на них, не вскрывая. Шесть конвертов выглядели вполне обычными: проспекты, счета, конверты с эмблемами, знакомые почерки. На седьмом не упоминалось имя отправителя. Судя по штемпелю, письмо отправили из Нью-Йорка.

— Это оно, — сказал Дик изменившимся голосом.

Он попросил Тессу открыть послание и описать его, не показывая ему. Собственно, это было даже не письмо, а сделанная на одной странице ксерокопия двух критических статей, появившихся в левой нью-йоркской газете «Дейли уорлд». Некая советская писательница, находящаяся сейчас в Соединенных Штатах, поздравляла Дика с тем, насколько блестяще ему удалось описать закат капитализма. Слова «упадок» и «смерть» были подчеркнуты красным. И наконец, закончила Тесса, имя и адрес писательницы были написаны на обратной стороне. По всей вероятности, письмо отправила она.

Дик закрыл глаза. Ситуация казалась обычной: эта женщина, желая привлечь к своему произведению внимание писателя, которым она восхищалась и который пользовался некоторой славой в левацких кругах, хвалит фантаста, надеясь извлечь из этого выгоду. Но Дик очень хорошо помнил, что два дня назад внутренний голос сказал ему, что речь в данном случае идет о чем-то ином. «Божий суд», в буквальном смысле. И от ответа Дика зависела его судьба.

«Смотри, — говорит Вечность. — Я кладу перед тобой смерть и жизнь. Выбирай».


Теперь был его ход. Дик просчитывал последствия каждого своего шага, вплоть до мата. Если бы он хотя бы знал, кто был его противником! Вроде бы ясно, что русские, но это было слишком уж очевидным. И потом, неужели они действительно надеялись, что, отклонив столь заманчивые предложения Лема и его клики, он клюнет на такой явный крючок? А тайные христиане, которые в лучших спиритуалистических традициях расставили искусительные метки вдоль его крестного пути? И опять то же возражение: контакт с советской писательницей никоим образом не мог являться попыткой соблазнить Дика, так как, напротив, все, что исходило от СССР, наводило на него ужас. Этот факт делал тестирование бессмысленным, и те, кто его готовили, должны были об этом знать. Таким образом, это событие должно иметь какой-то иной смысл. Выбор состоял не просто в том, чтобы ответить (проиграть) или не ответить (выиграть). Дик вдруг понял: искушение заключалось не в том, чтобы он ответил, а в том, чтобы он не ответил. Сжечь письмо, засунуть голову под подушку, попытаться больше не думать об этом — вот каких действий ждали от него, но именно так и не следовало поступать! А что тогда? Ответить? Тоже нет.


Два часа спустя после получения письма Дик позвонил в ФБР.

Глава восемнадцатая
ПАДЕНИЕ ТИРАНА

В полиции давно привыкли к сумасшедшим: тем, кто признается в несовершенных убийствах; кто видел летающие тарелки, кто раскрыл заговор против президента Соединенных Штатов… Однако известно, что в некоторых из этих нелепых заявлений может содержаться определенная доля истины или же они могут навести на определенный след. Именно так начинались некоторые громкие дела. В идеале следовало бы проверять все сомнительные случаи, но это невозможно из-за недостатка людей и времени. Но в данном случае полиции все было предельно ясно. Звонил некий тип, называвший себя автором научной фантастики, якобы известным во всем мире. Мол, его во Франции даже предлагали номинировать на Нобелевскую премию, а одну из его книг чуть было не экранизировал Джон Леннон, да-да, сам Джон Леннон из «Битлз», которому ее дал почитать Тимоти Лири («Не думайте, что я одобряю Лири, совсем наоборот, я даже написал книгу, направленную против наркотиков, она еще не издана, но я собираюсь посвятить ее бывшему министру юстиции Клиндинсту, чтобы объяснить всем свою позицию, которая, к сожалению, была неправильно понята, по большей части из-за безответственного текста Харлана Эллсона, заявившего, что мои книги написаны под действием ЛСД, а это неправда»). И этот тип не способен произнести ни единой фразы без того, чтобы не пуститься в бесконечные отступления, за двадцать минут он успел дойти в своем рассказе до всемирного потопа, и лишь потом сообщил, что получил письмо из Эстонии, от одного из своих читателей, а спустя два дня, как он и предвидел, ксерокопии статей из газет, которые, хотя и не были коммунистическими, но сильно клонились влево, можно сказать, розовели, так что, без сомнения, речь идет о происках КГБ. Затем этот псих начал, чтобы сделать свой рассказ правдоподобнее, говорить о гонораре, замороженном в Польше, с единственной целью утянуть его за «железный занавес» и подвергнуть там промыванию мозгов… Посетителя терпеливо выслушали, заверили, что все подробно записали, а в конце, когда этот тип спросил, что ему теперь делать, ответили доверительно, назвав его по имени: «Вы и так уже много сделали, Фил. Вы сделали все, что было нужно. Ни с кем не говорите об этом деле. Теперь мы сами им займемся».

82