И с этими словами Мэри улетела на Альфанскую луну, заселенную сумасшедшими, в рамках экспедиции, которая нуждалась в услугах психолога. Дик полагал, что его отношения с Анной были бы такими же, вплоть до мельчайших деталей. И, даже превратив мужа в моллюска, она никогда его не отпустит. Как и Чак, он испытывал страшную потребность в симпатии и сострадании, но не знал никого, кто мог бы ему это дать. Как он был одинок! Заманив его под свою крышу, Анна образовала вокруг него пустоту. Все их друзья были ее друзьями. Все их животные были ее животными. Даже их психиатр был ее психиатром. Если бы Филип мог завести любовницу… Он хотел позвонить Клео, услышать ее голос, ее звонкий искренний смех, который к концу их семейной жизни начал его раздражать, но по которому он теперь тосковал, поговорить с ней. Просто сказать, в какой ад он попал с тех пор, как они расстались. Но Фил не осмеливался. Клео снова вышла замуж, опять за продавца из «Университетской музыки». Должно быть, она сердится на него. Возможно, Клео узнала, что Фил продал их дом, не сказав ей ни слова и забрав все до единого цента себе. Но ведь он не виноват, это Анна толкнула его на такой шаг, она говорила, что они вернут долг, как только поправится их финансовое положение, но Фил прекрасно знал, что они никогда этого не сделают. Он трусливо уступил, трусливо и мерзко. Как всегда, когда Дик чувствовал себя виноватым, он расслаблялся и начинал себя жалеть.
Но ему расслабляться сейчас никак нельзя. Нужно было продолжать печатать, будь что будет, уставившись в календарь. Дик предполагал, что эта новая книга, которую он едва начал, будет закончена через три недели. И срочно требовалось найти способ связать между собой эти две кое-как выведенные сюжетные линии: одну, посвященную войне Чака и Мэри, и другую — о войне между кланами на Альфанской луне.
Руководство ЦРУ приказало Чаку оживить одного из симулакров, входившего в состав экспедиции, в которой также участвовала и Мэри. Она наивно полагала, что у нее будет симпатичный мужественный спутник, тогда как на самом деле речь шла о машине, которой управлял ее муж. Чак вскоре понял, как можно воспользоваться этим сомнительным положением. Ревнивец попытался бы соблазнить свою собственную жену и потом ужасно мучился бы, занимаясь с ней любовью в чужом обличье, но Чак не был ревнивцем, он был мужем ненавистной жены, опрометчиво роющей себе яму, и ему представилась возможность ее убить. Он скажет, что робот вышел из-под контроля; его, безусловно, будут подозревать, но ничего доказать не смогут.
Однажды появившись, эта мысль больше уже не покидала его. Чак только об этом и думал, и Фил тоже. Приблизительно около десяти дней домашние видели Дика в прекрасном настроении, что было необычно для него в момент написания книги, когда он постоянно поглощал пилюли и почти не спал. «Ты решил изобразить идеального мужа, да?» — спросила его Анна. На самом деле Фил играл другую роль: робота, задуманного по его образу и подобию, который должен убить Анну. В то же время он изображал программиста, который, запуская программу «Идеальный муж», искал подходящий случай, чтобы при помощи робота нанести удар. Это придавало остроту даже самым скучным занятиям, и Фил с воодушевлением вытирал посуду, которую мыла Анна. Он смотрел, как жена двигается, слушал, как она болтает, произносит свои любимые «дерьмо» и «черт», и радовался тому, что знает то, чего не знает она: что в какой-то момент он, возможно, ее задушит.
Спустя две недели они с Чаком, изможденные, закончили военный поход плечом к плечу. Они превратили планету сумасшедших в груду трупов, при этом так и не коснувшись, с помощью робота или без него, той единственной цели, которая имела для них значение. И теперь, укрывшись в глубине траншеи, оба обдумывали свое поражение, пытаясь отыскать в нем смысл. «Может быть, когда-нибудь, — сказал Чак, — когда все это уже не будет иметь значения, я смогу оглянуться назад и увидеть, что я должен был сделать, чтобы избежать всего этого кошмара: Мэри и я, валяющиеся в грязи, пытающиеся убить друг друга в этом мрачном месте, на чужой планете, где мы проведем остаток нашей жизни».
Мэри и Чак в самом деле остались оба на Альфанской луне среди психически больных. Следовательно, оба должны были пройти тест, чтобы узнать, к какой клинической группе они относятся. Это событие вывело Дика из отупения, в которое его погрузили резня, описанная в предыдущей главе, сумбур, царивший в романе (сюжет, увы, повсюду трещал по швам), а также ощущение собственной бездарности и горечь от своего собственного неудачного брака. Писатель доверил самой Мэри как психологу провести эти тесты, а за Чаком оставил право объявить результаты. Ко всеобщему удивлению, Мэри, которая искренне полагала, что она одна тут нормальная, и которую ее муж считал маном, оказалась депом, совершенно депрессивной особой, обреченной гнить в Коттон-Маэтр. Что же касается склонного к меланхолии Чака, которого жена обвиняла в гебефренических наклонностях, не стоит и говорить, что он не страдал ни от какой патологии. Чак был абсолютно нормальным. Единственный в своем роде, он вскоре основал клан норм, со столицей Джефферсонбург, и выразил желание содействовать выздоровлению остальных. Так что теперь жена смотрела на него с уважением и признательностью. Конец.
Трудно представить более подходящую иллюстрацию того, что по-английски называется wishful thinking (принятие желаемого за действительное), нежели эта триумфальная концовка. Но самым странным во всем этом было то, что к мнению Дика и впрямь присоединился психиатр, причем в реальности, а не только в его романах.